|
Свинг разрушает отношения.
(древняя мудрость народов Лаоса)
- 1 -
Михаил Эрнестович Шефер, коротко Шеф, был человеком трудолюбивым и упрямым. «Свинцовый зад» сказали про него на третьем курсе, когда совершенно не владея английским языком, он взял словарь и перевел обширную научно-техническую статью. Потомственный немец, из приволжских, внук ссыльных, он привык всего добиваться своим трудом. Прилежно учился в школе, затем с отличием окончил институт, и, защитив кандидатскую диссертацию, начал было быстро продвигаться по карьерной лестнице родного подмосковного НИИ. Но что-то вдруг застопорилась в его движении вверх, и не так уже приветливо улыбались сослуживцы, и начальство не то что бы его не замечало, но и не особенно задерживало с разговорами. К своим сорока двум годам он так и остался завотделом, не самого преуспевающего отдела, но и не отстающего. Отдел зарабатывал, премии сотрудникам выплачивали регулярно, и никто не мог сказать, что он плохой начальник. На работу он приходил раньше других, уходил позже, дела у него всегда были в порядке, книги и копии статей разложены по полкам, карандаши отточены, а диски компьютера отфрагментированы.
Сегодня была пятница, вечер, а это и есть настоящая суббота, как всегда говорил Шефер, и сказал бы и сегодня, но было некому. Он остался один в рабочей комнате, тихо и ровно гудели вентиляторы, тихонько шумел компьютер, и был давно сверстан план мероприятий по выпуску нового катализатора, и черновик статьи в журнал был тоже проверен. Можно было бы идти домой, но что–то, что-то такое держало его за рабочим столом, взгляд рассеянно скользил по экрану компьютера, пока наконец он не вспомнил про маленькую заметку, даже не заметку, а просто сообщение из какого-то форума, на которое он наткнулся, гуляя в обеденное время по интернету.
...........................................................
"Два года я уговаривал жену пойти на свинг-вечеринку. Сейчас ей 40 лет и после первой же вечеринки ее сексуальность стала выше, чем в 25 лет! Оргазм стал очень ярким, да и любовь наша и уважение к друг другу усилилась! Правда, у нее осталась ревность - не любит, когда я пытаюсь уединиться с женщинами помоложе, но с удовольствием общается с парами в моем присутствии."
...........................................................
Вряд ли заметка привлекла бы внимание не склонного к блужданиям по эротическим сайтам Михаила Эрнестовича, но что-то было там обещающее, что - такое, чего давно недоставало ему в отношениях с женой. Следует сказать, что сексуальную жизнь его нельзя было назвать ни яркой, ни волнующей. В кино, по телевизору он видел одно, а дома было совсем другое. Женат он был вот уже десять лет без малого, детей бог не послал, и в отношениях с женой его душила откровенная скука. Разок-другой в неделю он занимался с ней такими делами, иногда вечером, иногда утром и давно уже не находил ничего особенно интересного в этом занятии. Жена покорно и равнодушно подставляла ему свое тело, когда у него появлялось такое желание, иногда помогала, иногда нет, но чаще помогала. Повозившись немного, он вставлял в нее свою штучку, и опять же не задерживался долго за таким занятием, разнообразием он ее не баловал, начинал сверху, заканчивал сзади. Потом он шел в ванную, и, если дело было утром, то брился, рассматривал свое лицо, ровный пробор седеющих волос, серые спокойные глаза, упрямый подбородок и думал иногда, что он еще ничего. Совсем даже ничего, не скажешь, что сорок два.
Жена у него была очень обыкновенной, как он считал, как считали все, работала лаборанткой в том же НИИ, что и он. Когда-то, когда он женился на ней, ее находили привлекательной, даже красивой. Потом у нее как-то поредели волосы, исчезли веснушки, она слегка располнела, начала сутулиться, и никто уже не оглядывался на нее на улице. И он, возвращаясь домой, говорил ей привычное «привет» и садился ужинать.
Чем черт не шутит, подумал он. Через неделю Новый год, найти объявление о свинг-вечеринке не составит труда, можно попробовать уговорить ее. Под Новый год много чего происходит необычного, почему бы не сходить на свинг-вечеринку. Во всяком случае, это могло бы пойти на пользу их застоявшимся отношениям. Попробую завтра уговорить ее.
Назавтра была суббота, и рано с утра они с женой поехали на рынок. Нужно было набрать всего на Новый год, на все праздничные дни. Должны были придти какие никакие гости, должна была придти теща, которая жила отдельно, и они старательно обходили ряды, стараясь ничего не упустить. В двенадцать или около того позвонил организатор свинг-вечеринки, сказал, куда им нужно зайти, чтобы составить предварительный разговор. Михаил Эрнестович звонил ему вчерашним вечером и обратил внимание на легкий акцент Элия, как тот ему представился. Элий пообещал перезвонить днем на сотовый телефон Миши и назвать адрес, по которому им следовало зайти. Он почему-то сразу начал называть его Мишей и на ты. Ладно, подумал Михаил Эрнестович, почему бы и не зайти, в конце концов.
- Мы зайдем по дороге к одному приятелю, минут на пять – сказал он, заметив вопросительный взгляд жены. – Я хотел бы, чтобы ты послушала наш разговор. Это может быть интересно тебе.
- Хорошо – сказала она. – Только ненадолго.
Недавно прошли снегопады, и не так просто было найти место для парковки. Наконец, они приткнулись где-то на обочине, и он посидел еще с минуту, не выключая двигатель старенькой девятки, слушая, как бодрый диктор передавал предновогодние поздравления неведомым Соне и Оле.
- Ладно, пошли - сказал он, щелкнув потайным тумблером самодельной противоугонки.
Идти пришлось довольно далеко, тропинка в снегу была узкая, он пошел вперед, и несколько раз оглянулся. Жена отставала, и он поджидал ее, досадуя, и странное чувство неправедности и ненужности происходящего кольнуло его на миг, когда он вдруг перехватил ее взгляд. Она казалась такой маленькой среди раскидистых сугробов, ее сапоги скользили на узенькой тропинке, и падавший сверху снег жадно кружился вокруг ее шубки с капюшоном, старался попасть за полу, которую она придерживала рукой без перчатки.
- Оставила перчатки в машине – сказал Шефер, в очередной раз дождавшись ее на тропинке. - Зря. Ладно, все будет хорошо. Просто послушаем, какие там у них правила. Вот и все, собственно.
- 2 -
Однокомнатная квартира, в которую они попали, оказалась маленькая, почти тесная. Она таковой бы и оказалось, если бы не полное почти отсутствие обстановки. Тяжелые портьеры, японский телевизор-двойка в углу, торшер, небольшой столик темного дерева и два кресла рядом, и зачем-то еще довольно узкая тахта чуть в стороне. На столе стояла большая плоская бутылка коньяка «Courvoisier XO», две пузатых рюмки темного стекла и крошечная тарелка с аккуратно нарезанными ломтиками лимона. Коньяк отсвечивал темно-красным в свете недорогой, но довольно изысканной люстры.
Хозяин квартиры, который встретил их и провел в комнату, был ровесник или почти ровесник, может быть немного старше Шефера. Он был довольно высок, с густой сединой черных волос, оттенявших его смуглое лицо. Он был той редкой красоты, которая никак не бросается в глаза на улице, издалека. И которая как пощечина, как вызов, когда видишь такого человека близко.
- Элия – представился он, когда они с женой расселись около стола. – Немного коньяку?
Сам он сел напротив, на легкий стул, и поочередно послал им улыбку своих великолепных белых зубов. – Я с удовольствием выпью вместе с вами.
- Просто минералки – сказала жена.
- Я немного выпью – сказал Шефер. Доехать до дома всего ничего, и от пятидесяти
грамм с ним ничего не будет. Он любил коньяк, и считал его полезным. Этот коньяк был настоящий, и Михаил Эрнестович с приятным чувством смотрел, как ловко открывает бутылку Элия, как разливает коньяк по рюмкам. Они выпили по глотку, и, дождавшись, когда приятное тепло пошло по телу, он решился спросить про акцент.
- Я долго жил в Индии – сказал Элия. Мой отец индус, а сам я бывший военный. Командир десантного полка. Пришлось воевать немного.
- В Индии? – удивился Шефер.
- Нет, в Афганистане – улыбнулся Элия.
Говорил он просто, не красуясь, и верилось в то, что он говорил. С таким человеком было легко и спокойно.
- Я не очень поняла, о чем идет речь – сказала жена. – О чем нам тут будут
рассказывать?
- Я расскажу вам о том, что такое свинг-вечеринка – сказал Элия. Он улыбнулся ей еще раз и начал рассказывать. О том, как встречаются парами. Как вместе проводят вечера в сауне или на квартире у кого - либо из приятелей. Как удалось обмануть и соблазнить жену одного их близкого друга. Какие счастливые глаза были у одной подруги, когда ей удалось получить для секса сразу восьмерых мужиков. И проделали они это с ней не по одному разу. И многое рассказывал еще Элия – о правилах, об этикете, о том, что пьют, и о том, как уговаривают своих жен пойти на такие вечеринки. Потом он расспрашивал их с женой. О том, был ли кто-то у них до того, как они поженились. Изменяли ли они друг другу. И о том, как его жена относится к медицинским процедурам.
Михаил Эрнестович видел, как спокойно слушает его жена все эти рассказы, как отвечает и сам начал чувствовать себя спокойно и уверенно.
- Я не один раз прыгал с парашютом – сказал Элия. – Это очень страшно, когда делаешь в первый раз. Когда прыгают новобранцы, то иногда приходиться их выталкивать силой. Потом они говорят, что прыгнули сами. И когда уже раскрываются парашюты, в небе стоит хохот, и радостные вопли – кто как может выражает свой восторг.
- Все это хорошо - сказал Шефер – И очень интересно. Но мы с женой еще не готовы к таким прыжкам. Как будем готовы, обязательно придем.
Но что-то он не заметил, что-то недоглядел, пока слушал, как рассказывает Элия. Что-то то очень важное пропустил, что-то мелькнуло, как молния между его женой и смуглым черноглазым потомком индусов.
- А сейчас попробуем сделать эротический массаж. Согласна? – спросил он жену.
- Согласна – сказала она.
- Что, прямо сейчас? – удивился Михаил Эрнестович
- Прямо сейчас - сказал Элия.
- 3 -
Он слышал, как шумит струя от душа в ванной, куда увел его жену Элия. Шум душа приглушал их разговор, и он выпил еще рюмку коньяка. Пусть его, думал он. Массаж так массаж, это не очень долго, и поедем домой. Вечером будут гости, еще нужно все приготовить и самими приготовится.
Его жена, высыхая, сидела на тахте, завернутая в огромный толстый халат. Она расчесывала волосы, а Элия в это время рассказывал ей об особенностях тайского массажа. И о пляжах на курортах Франции. Ему удалось побывать на одном из таких курортов, и он рассказывал о том, что весь город ходит без всякой одежды. Включая полицию и официантов.
Элия был в спортивных трусах и начал делать массаж с рук, со спины, его длинные смуглые пальцы уверенно скользили по телу его жены, которая лежала на кушетке без всякой одежды. Потом он предложил ей перевернуться на спину, и она перевернулась послушно, слегка скользнув взглядом по Михаилу Эрнестовичу.
И снова легкие ловкие пальцы Элия побежали по ее телу, гладили, разминали, и вот уже коснулись груди, и снова гладили, разминали, и вот пошли ниже, там где ниже живота были светлые волосы ее лона, и вдруг, склонившись туда, он спросил ее, глядя снизу:
- Куннигулис?
- Нет – сказала она. – Нет.
Михаил Эрнестович знал, что такое куннигулис, но ему и в голову не приходило заниматься такими делами со своей женой. Сейчас он чувствовал себя уже не в своей тарелке, но коньяк приятно согревал и поднимал его, и ему было не по себе, но и приятно, и интересно одновременно.
- Секс? – вдруг спросил Элия, глядя прямо в лицо его жене.
Как будто что-то ударило Михала Эрнестовича, но одновременно, откуда-то снизу живота, от ширинки, начало расти и подниматься такое ощущение, которое он испытывал только тогда, когда был еще подросткам. Когда они бегали в только открывшиеся видеотеки смотреть эротические фильмы. Он уже забыл, что такое может быть.
- Да – сказала его жена. Ее светлые волосы раскидались по кушетке, и
веснушки были прекрасно видны на побледневшем лице. Вызов был принят.
Весь мир, все куда-то провалилось для Михаила Эрнестовича, исчезли все звуки, осталось только горькое ощущение сухости во рту, и о том, что что-то произошло, он догадался, только когда его жена легонько застонала. Он не позволял ей стонать, когда они занимались сексом, говорил, что соседи услышат. Стены их квартиры были тонкие, и всегда было слышно, если соседи начинали заниматься такими делами. Впрочем, прекрасно было слышно и все остальное. Как скандалили, как ругали детей за двойки, и как играли на гармошке, напившись. И когда его сосед, тоже выпивоха и скандалист, приводил каких-то женщин в отсутствии жены, он тоже слышал эти звуки, эти легкие стоны, совсем неслышные вначале, и все более резкие и отчетливые потом.
...........................................................
И вдруг он увидел свою жену такой красивой, какой еще никогда не видел. Или просто забыл, что она такая. Она была настоящая красавица. Легкие светлые волосы свободно лежали на кушетке, веснушки отчетливо проступили на вдруг побледневшем лице, глаза были полузакрыты, светло-розовые соски были невероятно напряжены на твердой груди никогда не рожавшей женщины и совершенно уже непонятно было, когда она успела накрасить губы той самой помадой, цвет которая ему нравился больше всего.
..........................................................
И совершенно не помня себя, весь холодея, не узнавая своего голоса, он закричал, срываясь, так, как никогда, наверное, еще не кричал.
- Настя!!!!- закричал он. – Настя, опомнись, что ты делаешь, Настя!!!
Смуглое, гибкое и ловкое тело Элия остановилось в своих движениях, и немного помедлив, глядя только в ее лицо, он начал освобождаться.
- Дурак – тихо, но отчетливо сказала Настя. Ее рука скользила там, внизу живота, где слегка вились ее легкие темные волосы, скользила, удерживая презерватив, помогая выйти Элия, скользила в последней бесполезной попытке помочь тому кончить.
- Дурак – повторила она тихо и безнадежно.
Не глядя на Шефера Элия ушел в ванную. Настя начала одеваться, быстро и тоже не глядя на Михаила. Потом Элия вышел из ванной, все в тех же красных спортивных трусах.
- Уходи – сказал он твердо, глядя в прямо в глаза Михаила Эрнестовича. – Уходи - повторил он, - придешь лет через двадцать. Только не ко мне, а к кому - нибудь другому.
- 4 -
После Рождества Настя сказала, что уезжает на месяц к подруге в Минск. Что она взяла отпуск, что не очень хорошо себя чувствует, а там и отдохнет, и подлечится немного. Все, как обычно. Михаил Эрнестович не стал возражать, отпуск так отпуск. Отношения у них совсем не ладились в последнее время. Прямых ссор, почти неизбежных в отношениях между много лет прожившими вместе супругами, у них не было. Но что-то такое, не совсем понятное и неприятное ему, появилось в том тоне, в котором она вела с ним самый обычный разговор. Спали они теперь в разных комнатах, а не вместе, как было раньше, и только один раз, через три дня после нового года ему удалось напроситься на интимность. Настя разделась, не очень охотно и лежала под ним вялая и равнодушная, пока он занимался своим делом.
«Бревно». – подумал он с ненавистью. – «Бревно проклятое!»
Он остался один в квартире, скучал по вечерам, смотрел телевизор, гулял с собакой, иногда читал. Иногда заходила теща. По телевизору показывали что-то, что было ему совсем неинтересно, игры какие-то, или скучные фильмы с вычурной фантазией. В книгах тоже все было неправда, а газет, из которых хоть что-то можно было бы понять о теперешней жизни, он и вовсе не мог найти. Брал газеты, которые бесплатно, ради рекламы раздавались в супермаркетах, читал анекдоты. Там бывали и смешные, и несмешные, и просто старые, переделанные на новый лад. В интернете он нашел однажды заметку, что по данным социологического анализа женщины в Англии поголовно неверны своим мужьям. «Почему только в Англии» – подумал он. «А в Китае что, женщины из другого теста сделаны, что ли?» Впрочем, заметка его порадовала. Если женщины неверны поголовно, и не знают, от кого рожают, то что нам, мужикам, остается. Потом ему вообще попалась какая-то заметка о исследовании немецких психологов, что только на изменах и держится брак. Что есть биологическое, и есть социальное начало в человеке. И что все романы, про Анну Каренину например, как раз и повествуют о конфликте биологического и социального. Много разного успел узнать Михаил Эрнестович за последнее время, даже к частному психиатру сходил с этой заметкой о принципиальной неверности жен. Заодно выписал снотворного, потому как стал плохо спать в последнее время. Пить снотворное, правда, не стал, опасался привыкнуть.
Удовольствие ему доставляло только гуляние собакой, рыжим терьером, по утрам. По вечерам он гулял один, шел мимо витрин, рекламных щитов, в недалекий лес и дальше по тропинке. Но в последнее время там стали попадаться какие-то развязные подростки с банками пива в руке, и решил брать с собой ножик. Решил, что отпугнуть сможет, если что.
Настя звонила редко, раз или два всего, а перед самым возвращением попросила его зайти к своему начальнику и в отдел кадров, продлить ей отпуск за свой счет. Это удивило и испугало его, но он сделал все, что она просила. Чем она там занимается, думал он иногда, но чаще не думал, а смотрел телевизор, или гулял с собакой или читал что-нибудь. Так прошел еще месяц почти, и однажды в пятницу, придя домой, он понял, что-то очень важное, непонятное ему он во всей истории с Элием он упустил, и может быть никогда уже не поймет. Он выпил коньяку, совсем немного, он никогда не позволял себе больше трех-четырех рюмок, съел ломтик лимона и решил почитать что-нибудь. На глаза попалась газета, которую он вечером захватил в супермаркете. Вторая страница газеты была вся сплошь покрыта объявлениями с призывами хорошо отдохнуть. Рассеянно пробегая глазами по всем этим «Кошечки познакомятся» и «Привлекательные, соблазнительные приедут» он вдруг наткнулся на совсем небольшое объявление в углу - «Дама познакомится с серьезным джентльменом средних лет».
Вот как, подумал он. Он пошел в ванную, и посмотрел на себя в зеркало. Седеющий пробор, твердый подбородок, уверенные глаза. Все еще ничего, подумал он. Потом он позвонил по указанному номеру, и спросил, сколько стоит знакомство. Они быстро договорились о цене и о времени встречи. Цена была невелика.
Приехавшая дама была немолода, лет тридцати, с излишне пышными формами, но глаза яркие, голос мелодичный, и он решил оставить ее у себя. Они выпили еще немного коньяку, о чем-то поговорили, он рассказал пару анекдотов и они славно поладили. Она раздевалась в темноте. Уезжала она совсем рано, в утреннем свете были видны светлые пятна по всему ее рано располневшему телу.
- Ну и как? – спросила она напоследок.
– Все в порядке – сказал он. – Ты классная.
К празднику восьмое марта приехала жена, и они решили собрать небольшое застолье. Пришла теща, приехала сестра жены со своим мужем, и две какие-то подруги с работы. Выпили за женщин, за весну, за здоровье, еще за что-то и вдруг теща упрямо заявила, что хочет выпить за то, чтобы ее дочь Настя нашла себе хорошего мужа, лучше бы директора. В крайнем случае зама. За столом наступила тишина, и тогда бледный Михаил Эрнестович встал, и, не попадая в рукава пальто, начал одеваться. Никто его не удерживал.
В этот день он ночевал на квартире у приятеля, а наутро тот отдал ему ключ от своей старой квартиры на окраине города. Там он и стал жить.
- 5 -
Прошло полгода, и однажды он наткнулся на странное объявление в интернете. «Девушка… пятнадцать лет, на самом деле тринадцать… ищет спонсора.. звонить по сотовому» И щуплая пигалица на фотографии выставляет только что прорезавшиеся соски в фотообъектив. «Да уж…» только что и смог подумать он, а вечером позвонил пигалице. Через час она примчалась, все ее шмотки уместились в дорожной сумке, да и было то их всего ничего – пара кофтенок, джинсики про запас, пачка сигарет, сотовый да пара презервативов. «Только куклы еще недостает» - подумал Шефер. Он никогда не курил, терпеть не мог курильщиков, но ей он готов был простить этот ненавистный запах.
Ему пришлось многое еще ей простить. И то, что по неделе пропадала неизвестно где, и что приходила домой совершенно невменяемая от выпивки и чего то еще, чему Михаил Эрнестович не знал и названия. Он таскал ее к венерологу, наркологу, бог весть еще к кому, платил за нее каким-то непонятным молодым парням в кожаных куртках. Некоторые приходили еще, но были и такие которые больше не возвращались. И он даже догадывался уже, почему.
Он все готов был простить ей за то, что она вытворяла с ним в постели. Казалась, сам черт сидит в ней, заставляя изобретать все новые и новые способы того, что она скромно называла «лапучиться» И она готова была «лапучиться» с ним целыми днями, пока была здоровой и трезвой.
Она ушла через три месяца. То, что она ушла навсегда, он понял сразу. Она пропадала и раньше, но все ее шмотки оставались на месте. А сотовый телефон был просто заблокирован. Сегодня, придя с работы, он обнаружил, что исчезли не только ее шмотки, но его кредитые карточки. И небольшой запас «зелени», который он держал на черный день.
Он набрал номер ее сотового телефона, гудок шел, но никто не отвечал. Так было и в четверг, и пятницу, а в субботу с утра она закричала в ответ злым, срывающимся голосом: «Пошел на хер, старый козел, и чтоб не звонил больше, ты все понял?» И больше уже не отвечала, сколько он ни набирал ее номер.
Он все понял. Два дня он почти ничего не ел, ходил по пустой квартире, что-то перебирал, вытирал пыль, пытался читать, смотреть телевизор, но ничего не мог понять из того, что там показывали. В понедельник он позвонил на работу, сказал что болен и пошел на прием к психиатру. Психиатр была совсем немолодая уже женщина, высокая, костистая, она послушала его, выписала антидепрессант и, холодно посмотрев на него, сказала: « Держите себя в руках, вы еще очень молоды»
«Это я молод? – изумился Шефер, спускаясь по лестнице. Тысячу лет прошло, как он ушел из дома, который был его, сто тысяч лет прошло после того, как он в последний раз разговаривал с женой, миллион лет прошло после того нового года, когда у него еще была жена. Он должен позвонить жене, вдруг понял он. Она ждет его, она там, в том доме, который был его, всегда был его и из которого он никогда не собирался уходить.
На улице была грязь, слякоть, поздняя осень давно вступила в свои права, по дороге он зашел в аптеку за снотворным. Улица и дорога возле аптеки была пуста, абсолютна пуста, и вдруг стремительно промчавшийся лимузин сбил неосторожную дворняжку. Шефер стоял, как вкопанный, слушая жалобный и затихающий собачий скулеж. А потом заторопился домой, позвонить, ему нужно было позвонить, позвонить жене, ему так многое нужно было сказать ей. И прежде всего, что любит ее, любил ее всегда, и всегда будет любить.
Он не помнил, как добрался до квартиры, как набрал свой номер телефона. Это был его номер телефона, его дом, но никто не отвечал, некому было ответить, и он ходил по комнате из угла в угол, и снова набирал свой номер телефона. Никто не отвечал, только на площадке подъезда маленькая девочка надоедливо долбила, звала свою подругу «Настя… ну Настя, открой , я же знаю , что ты ты дома. Ну открой, Настя»
Только вечером в трубку ответили. Это была жена, но он не сразу узнал ее голос. Это был голос совсем другого человека. Он пытался что-то говорить, сказать, что любит ее. «Настя, я люблю тебя» - кричал он в трубку, и волчье эхо в ночи подтвердило, подвыло: «У… юю»
Он услышал, как она тихонько заплакала, и тогда он положил трубку. Уже спокойно собрал все упаковки снотворного и антидепрессанта, что были у него в верхнем ящике стола, потом прошел на кухню. Там он достал бутылку коньяка и рюмку. Налил рюмку, выпил, потом налил еще. Что-то вспомнил, взял стакан и пошел в ванную. Там он вымыл стакан и насухо вытер его чистым полотенцем. Потом взял стакан, все упаковки снотворного и снова пошел в ванную. Там он аккуратно, одна за одной выдавил все таблетки снотворного в ладонь и проглотил. Потом запил водой из стакана, и посмотрел на себя в зеркало. Ровный пробор в седеющих волосах, спокойные серые глаза, волевой подбородок. « А я еще ничего» подумал он, вдруг чудовищная тяжесть навалилась ему на плечи, и колени у него подломились. Белый санфаянс ванной, ослепительная белизна, было последнее, что он увидел, падая, в своей действительно не слишком долгой жизни.
Источник: proza.ru
|
|
